И каждый несёт свой крест..
И это не выбор, нет.
Добровольно-принудительное.
Где тебя спрашивают, и не дожидаясь ответа – пихают в рот правильные слова.
На-ка вот, давись и отвечай одинаково.

Поведай мне историю, родная.
Про солнышки твоих игривых глаз.
Про юг в душе, и в сердце пламя.
Про тишь дыхания, неведомую брешь.

Откройся и закройся снова.
Взгляни, сквозь мутные зрачки.
Поведай мне историю, родная.
Только я прошу, не уходи.

Вон бежит : по Советской, или может по Градской.
Белокурая, длинноногая, словно светом залитая женщина.
И прохожие, бегут покорёженные, в след за ней, по улице бешеной.
Посреди пешеходов, деревьев, домов, бежит она - невозвратимая, нежная.
Таких много, как она - тысячи.
Обыкновенная многогранная женщина.

На палубе качается, вздыхает на ходу.
Тоска преуменьшается, а мозг - пошёл ко дну.

 Знаешь в чём счастье ? В тебе и апельсинах.

Круто было бы , уметь избавляться от проблем завернув их в одеяло.

То-то из под него вырываются колкие искры.
Она ждёт, бесится,и нервно курит.
Это он ввязался и нёс тогда околесицу,
что её никогда не забудет.

Приезжай. Бога нет. Я есть... Ты есть... Мы есть...

Мире, где все эти дамочки,богатые папочки,разъезжают на тачечках, далеко не дешёвые курят сигареты в пачечках,
а такие как мы, пьют в переулочках сидя на лавочках.
Где милые мальчики и отличницы девочки превращаются в алкоголиков и алкоголичек - подрабатывая за копейки на работах временных. 
Где старики,умирают в квартирах холодных,не отопляемых, лишь потому, что вовремя не заплатили денюшку, на руках не имеющуюся,за услугу коммунальную.
В мире,где собак и кошек выкидывают на улицы,да что там собак,детей находят в контейнерах мусорных.
Где народу проще помалкивать в тряпочку,чем выходить на улицы,и вещать правду,слух режущую,чинам высокопоставленным.
Но даже вдруг, если и хватит смелости,прикроют ротики,лишь стоит в руки дать,купюру смятую.
Мире,где существование не зыблемым кажется.
Где все безбожники.
Всего обрывки лишь,конечной вечности.

Необдуманной выходкой.
Редкой глупостью.
Измятой и выброшенной.
Я приехала бы к нему.
Подобранной и сложенной,в топку брошенной, искалеченной кошкою.
Возвращаясь потом домой.
Одна как смертник.
Как чёртово поломанное колесо обозрение, которое крутится по часовой,давя на висок.
Как изрезанные листья, как вытекающий из них сок.
Как стон, в пустой комнате,
где стены обтянуты войлоком.
Не солнца нет, не воздуха.
Нет его.

Ты попробуй только перестать писать ему,
под патронатом собственной обессиленности,
не вольно не перечитывая письмецо.
Ты попробуй собраться с мыслями,не про него.
Чтоб не с ним,никогда.
Да чтоб забылось само.
Чтоб вообще не о чём таком,напоминающим его.
Чтобы память о нём повисла разорванным рукавом,
прожжённым лоскутом,на полосе под жизненным полотном.
Чтобы не одного,чтоб не крупинки.
Частицы его,не попало в Венеры Холм.
Чтоб не одно колебание волн, не задело сердца и его положения в нём.

Остриём покорёженным.
Желоб на лезвии иглой.
Этот мальчик,на долго запомнит.
Что такое боль.

Пытаюсь выглядеть счастливой, правда выходит - редко.Круги под глазами всё выдают. Разные города - всё портят.

Как арматурой в висок.
Как ударом тока в миллиард вольт.
Тошнотой и комом в горле,остался ты для меня как соль,посыпанная на свежие раны,облитые кислотой.
Чтобы больнее было.

Ага,любовь,за км.
По ту сторону экрана.
Ненавижу наше время.
И эту муть по проводам.

Скучаешь по мне? Не так ли.
По своей девочке.
Своей нахалке.
Теперь, как пустой обертки от приторной шоколадки.
 Сюда бы ты не совался,тебя тут невзлюбят,точно.
У нас тут свои неполадки.
Да и связи довольно прочны.
 

И она стоит привалившись к стенке.
Трясёт и колотит как в клетке, по краям где пропущен ток.
Как- то по-дурацки разъехались ветки железнодорожных путей.
Она на запад, а он на восток.
А в сердце проложен лёд, и не чего уже не трогает.

Как продрогший пьяница,  дрожащими руками, собранную мелочь на вокзале стиснув в кулак.
Зубами скрипнуть и острым бросить взгядом на тебя.
Как бесконечный трёп пожружек без повода.
Мне очень холодно и беспонтово.
А вечерами даже больно.
Но что до меня, так до меня тебе дела нет никакого.

 

 

Терпеть не могу шелк, пряности и прочую чепуху.
И когда люди лгут,не рассказывая как на духу.
Не терплю жлобства и ханжества,как и грубость и ленцу.
Очень хочется,чтобы от злости,переставали быстро катиться слёзы по лицу.
Очень хочется,что бы эта борьба,приносила больше плодов,чем больного вреда.

Ты придаёшь мне слишком много значения.
Что ты делать-то только будешь когда я уйду?
Мне правда важно плыть по своему , заданному течению.
Не оставляя хвостов,чтобы вдруг не пойти ко дну.

Важно помнить, что никто не в праве диктовать тебе.
Время,место,цели,даже если не признаваясь другим ты согласен на бегство – это твой выбор.
Важно знать,что и те и другие, расценивают неудачи свои как случайности,а твои как закономерность.
Всё что вершиться - вершиться по заданному. Не по чьему-то велению,а по главной воле.Закону вселенной.

Ты моя привычка.
Спичкой, догораешь внутри.
Это как прыгнуть с обрыва.
Не исправить.
Кричи или не кричи.

Что-то необъяснимое,
как скай фиш.
Ты летишь или не летишь.
Чем выше поднимаюсь ввысь, тем страшнее упасть вниз.

Давно уже перестала называть эту женщину - мать.
Скрежетать зубами,орать.
За мной много грехов ей подстать,только за собой предпочла отвечать,как полагается.
Раньше была живая нить,одна на двоих,а теперь раздваивается и рвётся ,нет ты попрежнему моя мать,только никто из нас уже вернётся.

Мы вынуждены быть злыми,нечистыми.
Так много "безличностных" с пережжённым нутром.
Своих сил не жалеющих,с пустотою повенчанных.
Тех, кто погасшими свечами,
у гранитных стали основ.

И объяснить природу того чувства сложно.
Сигналами направленными в мозг, стуча короткими совсем беззвучно : недолюбовь, а может передружба.
Меня съедает с каждым днём.

Это для тебя.
Под пальцами не поэта.
Стучащая по клавишам выбивая точки которых нету.
Как приятно видеть твой русский в ленте.
И понимать, что вот, он настоящий. 
И таких больше нету.
Зато когда уходишь, день, два, три, без привета.
Как больно не обнять, не услышать, не прочитать, твоё имя где-то.
И не пересчитать имена всех бывших оставленных и забытых.
Ради тебя, каким-то очень не давним летом.

Нет, я совсем не хочу.
Не хочу просыпаться с тобой в одной постели.
Не хочу рано вставать, наводить
марафет и готовить.
Мне не требуется во что-то верить.
Мне это что-то - будет не по плечу.
Мне не хочется вечерами звонить тебе говорить что всё плохо.
Что закончился алкоголь и еда.
И не хочется говорить что много, прошло дней с того самого : никогда

Открытым проблеском у неба,
холодной дымкой у полей,
над моим городом раздетым,
кружилась стайка снегирей.
А у болота, у низины, с зёлёной муткой на глазах, плыла седая белошейка с крылом подбитым у пера.
Там било солнце сквозь деревья.
Сливая липкие лучи..

А зимой так и не вспомнила, как его звали.
И знаешь, стало вдруг так страшно.
Руки к себе прижимая, бормотала фальшью.
Ходила как не живая.
Вперемешку его голос сиропом – закладывает уши мерзко.
Этой зимой меня там не звали.
Пора уезжать, здесь вдвоём тесно.

И тот дом, и окно, и декабрь.
И простуженные голоса.
Знаешь, мне тогда повезло, мама.
Даже не верится и глазам.

Он своим, непростым, и далёким,
стал, сам собой одиноким,
но со мной и в моих чертах.
 
Мы не раскатисты в слове.
и давно без блеска в глазах.
Но мы мама, очень влюблёны.
И очень много огня в сердцах.

Мне запрещено дышать с тобой одним воздухом.
Мне то сообщила матушка и её словоломкости.
Не Джульетта чтобы страдать, но и не Золушка.
Мне из двух зол меньшее выбирать и не ёшкаться.
Мы не царских кровей.
В нас скорей - полуграфская.
В вас - не знаю кто, да и не важно мне.
И плевать вообще ( без малейшей огласки) не в деньгах оно, счастье.

Мне сняться дети.
Невероятной красоты.
Они поют мне песни, и целуют руки.
Они называют мамой и рассказывают небылицы.
Как жаль, что нашим снам так редко удаётся сбыться.
И что наши слёзы, по утраченным - совсем никому не нужны.